Судьба и лира. К 224-й годовщине со дня рождения А.С. Пушкина

«Пока в России Пушкин длится,
Метелям не задуть свечу».
Д. Самойлов

                                                                     
Какое все-таки счастье, что с самого раннего детства мы встречаемся с веселым светлым именем: Пушкин!
Попадая сначала в волшебный мир его удивительных сказок, мы как заговоренные следуем за ним по неведомым дорожкам и следам невиданных зверей. Кто в нежной своей поре не представлял себя качающимся в смоляной бочке по волнам моря-окияна? Кто не мечтал вместе с простодушным бесхитростным стариком – «старче» (слово-то какое!) закинуть невод в синее море и вытащить его не с «травою морскою», а с золотою рыбкой? А, сделавшись повзрослее, кто не возмущался жадностью и злостью старухи, которая и «вовсе сдурилась»?
И пусть непонятно еще детскому разумению, что такое столбовая дворянка, зато уже с пушкинской легкой руки вполне различимы добро и зло, правда и ложь, мудрость и глупость.
С той счастливой поры сказочные царь Салтан, сильный и ловкий работник Балда, и, конечно же, богатырь Руслан с красавицей Людмилой да кот ученый сопровождают нас всю жизнь.
Кажется, напиши Александр Сергеевич только лишь предисловие к поэме «Руслан и Людмила» - знаменитое «У Лукоморья …» и его вполне хватило бы для того, чтобы мы, его потомки, были бесконечно благодарны ему. Он одним этим прологом проложил путь к читательским сердцам и к своему бессмертию. И уже не только дети, но и взрослые спят и видят этот «брег песчаный и пустой», где шумит листвою дуб зеленый, где «о заре прихлынут волны» и куда тридцать витязей прекрасных готовы чредой выйти из ясных вод.
Шутки шутками, а не всем известно, сколько краеведов и просто жителей разных местечек и урочищ нашей необъятной страны вполне уверены в том, что легендарное пушкинское «Лукоморье» находилось именно в их краю. На роль его претендуют и побережье южной Балтики с некогда славянским островом Рюген (ныне, увы, территория ФРГ), и часть Мурманского Заполярья, и излучина Обской Губы, расположенная на Тюменском Севере и даже земли у Таганрогского залива Азовского моря.
А сколько в научных кругах сломано копий по поводу нахождения этой древней земли, где «русский дух» и «Русью пахнет»? Впрочем, немало споров и даже раздоров возникает у ученых по поводу и других пушкинских сказок (и не только сказок, естественно).
С другой стороны мы получили возможность наслаждаться великолепными иллюстрациями к давно уже живущему отдельной жизнью поэтическому прологу, а также ко всему сказочному наследию Пушкина. Это знакомые многим советским поколениям работы художников Татьяны Мавриной, Ивана Билибина, Бориса Дехтерева и др., украсившие милые нашему сердцу книжки-раскладушки, большеформатные книги и подарочные издания пушкинских сказок.

Наконец, какие мировые мастера воплотили сказочные пушкинские сюжеты в музыке! Михаил Глинка еще при жизни поэта сочинил оперу «Руслан и Людмила», спустя несколько десятилетий зазвучали оперы Николая Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» и «Золотой петушок», Людвиг Минкус прославился своей музыкой к балету «Золотая рыбка» и т.д.
И это только, если говорить о сказках Пушкина, но на наше счастье Александр Сергеевич успел за свою короткую, особенно по нынешним меркам жизнь, написать не только семь (если брать наиболее известные) сказок, но и столько же больших поэм и еще очень-очень многое, уместившееся в многотомное собрание сочинений. Пушкинское наследие огромно. И разнообразно. Захотите назвать жанр, в котором бы не творил наш великий поэт, и не назовете.
Сейчас уже каждому грамотному человеку известно, что Пушкин был не только поэтом, но и не менее гениальным прозаиком. При этом он заслуженно считается признанным писателем-историком и крупнейшим философом-мыслителем своего времени. К тому же он проявил себя как опытный журналист и публицист. Познавать богатство пушкинского творчества можно (и нужно) всю жизнь, хватило бы времени.
Знакомство с этой сокровищницей происходит у русского человека постепенно. Мы потому-то и начали со сказок, что это естественный процесс развития личности начинающего жить и мыслить человека.
Советский писатель А.Т. Твардовский однажды очень верно заметил, что Пушкин приходит к нам в детстве, а мы знакомимся с ним лишь с годами. Данное утверждение касается не только изучения трудов и биографии Пушкина (в школе, ВУЗе и т.д.) но и, может быть в первую очередь, – понимания его творчества. И относится это как к отдельному человеку, который соприкоснувшись с пушкинскими стихами и прозой и полюбив их, начинает чувствовать и говорить о поэте – «мой Пушкин», так и ко всему обществу, к народу.
Однако не всегда встреча Пушкина со своим читателем проходила так гладко, как мы описали в самом начале. Сам Александр Сергеевич в стихотворном завещании «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» выразился о своей посмертной славе и известности с деликатной осторожностью: «слух обо мне пройдет по всей Руси великой». То есть сначала слух и лишь затем «назовет его всяк сущий в ней язык».
Понятно, что речь идет не только о достаточно тонкой прослойке образованных людей пушкинского и послепушкинского времени. Если взять круг его друзей и единомышленников, таких же поэтов, критиков и журналистов, то там сразу разобрались, что за гигант появился между ними.
«Пушкин! Он и в лесах не укроется. // Лира выдаст его громким пением» - еще в 1815 году писал восхищенный другом Дельвиг. «О! как стал писать этот злодей!» - вослед ему восклицает в порыве белой зависти К.Н. Батюшков. Поэт и известный острослов князь Вяземский, говоря в письме Жуковскому о «чертенке-племяннике» (племяннике В.Л. Пушкина – Н.С.), делится своим впечатлением: «Стихи чертенка-племянника чудесно хороши…». А сам Жуковский жалуется, что Пушкин «мучит» его «своим даром, как привидение» и вскоре дарит ему свой портрет со знаменитой надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя…».
И таких примеров можно привести множество. Читающая публика вслед за ближайшим окружением поэта, так сказать людьми посвященными, тоже достаточно быстро оценила и полюбила молодого стихотворца –чародея. Его превозносили поначалу как певца «Руслана и Людмилы», следом как романтического поэта, «русского Байрона» с его южными поэмами, потом как творца «Онегина». Во второй половине 1820 гг. Пушкина носили на руках в прямом и в переносном смысле. В его честь закатывали пиры и салютовали залпами артиллерийских батарей. Все это было, и Пушкин относился к этому спокойно, не теряя головы. Все пережил гениальный поэт: и бремя славы, и периоды охлаждения, когда публика не понимала его, и случаи прямой литературной травли.
В 1830 году и сразу после него в журнальной печати можно было прочесть и такое:
И Пушкин стал нам скучен,
И Пушкин надоел,
И стих его не звучен,
И слог его не смел.
Бориса Годунова
Он выпустил в народ
Убогая обнова,
Увы, на Новый год.

И это после удивительной, поражающей воображение количеством созданных шедевров, болдинской осени!
Но Пушкина подобные выходки в уныние не повергли и, тем более, не сломили. Он по своему складу характера был борец. «Богатырь Бова» – так иносказательно обращался к нему А.В. Кольцов в своем посвящении 1837 г. Да и сам Пушкин утверждал, что его «не так-то легко с ног свалить».
К несчастью все же свалили. Свалили нагло и подло. По выражению того же Кольцова: «с богатырских плеч сняли голову // не большой горой, а соломинкой…».
Когда уже сам Пушкин не мог постоять за себя – за чистоту его имени и образа сражались друзья и единомышленники поэта. Не в меньшей степени сражалась за него и его поэзия, его творчество.
Интересно посмотреть, как менял свои оценки пушкинского места в мировой литературе виднейший по тем временам критик В.Г. Белинский. Все более углубляясь в наследие только что ушедшего в самом расцвете творческих сил поэта, он в 1838 году высказался о нем следующим образом: «как поэт Пушкин принадлежит, без всякого сомнения, к мировым, хотя и не первостепенным гениям». В следующем году Пушкин уже предстал перед ним «в новом свете, как один из мировых исполинов искусства, как Гомер, Шекспир и Гете». Но через каких-то полгода Пушкин в его глазах замещает Гете, следуя непосредственно за Гомером и Шекспиром: «Пушкин меня с ума сводит. Какой великий гений… У меня теперь три бога искусства, от которых я почти каждый день неистовствую и свирепею: Гомер, Шекспир и Пушкин». В 1841 году, известный своим бесстрашием и строгостью суждений «неистовый Виссарион» определил талант Пушкина как «великого мирового поэта».
Другое конечно дело широкая публика. Вследствие, прежде всего, низкой доступности и качества образования люди мещанского и в особенности крестьянского сословий должны были довольствоваться в основном слухами о том, чем жил и что хотел выразить Пушкин в своих произведениях.
Показателен с этой точки зрения случай с грамотным мещанином из Саратова, о котором написал Лев Толстой. Этот «грамотей», кстати, наш с вами земляк, пришел в Москву, чтобы обличить духовенство (!) за то, что оно содействовало «постановке монумента господину Пушкину». Ему показалось возмутительным, что такая честь оказана человеку, «вся заслуга которого, только в том, что он писал стихи о женской любви».
Знал бы забавный «блюститель нравов», что он был не так уж неправ: Пушкин и в самом деле (и это мы конечно ставим ему в заслугу) много писал о любви, но не только о «женской», а вообще о любви. Любовь одна из главных тем его лирики. Начиная от строк юношеского послания «Юрьеву»:

А я, повеса вечно праздный,
Потомок негров безобразный,
Взращенный в дикой простоте,
Любви не ведая страданий,
Я нравлюсь юной красоте
Бесстыдным бешенством желаний;
до позднего и хрестоматийного:
«и может быть - на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной».
В словаре языка А.С. Пушкина, насчитывающем около 22 тысяч слов, слово «любовь» занимает по количеству употреблений одно из первых мест. С ним может соперничать разве что слово «свобода» или «воля» («вольность»). В понимании Пушкина «любовь» означает «интимное чувство, устремленность на другую личность, человеческую общность или идею». Как видим, у этого понятия имеются смысловые оттенки, а если вспомнить замечание Гоголя о том, что во всяком пушкинском слове «бездна пространства», то, даже оставив «общность» и «идею» пока в стороне, все равно можно себе представить, каким арсеналом художественных средств располагал Пушкин для описания переживаний влюбленного человека. Любовь по Пушкину это и болезнь, и огонь, и блаженство, и погибель.
Он и сам много раз был влюблен и «погибал от любви». Лучшим подтверждением пушкинского отношения к этому возвышенному чувству могли бы быть строки его стихотворения «На холмах Грузии лежит ночная мгла…»:
«…И сердце вновь горит и любит оттого, //Что не любить оно не может».
А может быть и цитата из «Каменного гостя»:
«Из наслаждений жизни // Одной любви музЫка уступает; // Но и любовь мелодия…».
Или…, впрочем, достаточно примеров, и так ясно в «какую бурю ощущений» порой бывал он (Пушкин) «сердцем погружен» или «погружал» своего героя. И с какой чистотой, прелестью и благоговением это описано.
Однако, вернемся к истории с памятником, тем самым московским «монументом». В ней нашло отражение то, как менялось отношение живущих еще пушкинских современников и последующих поколений к памяти поэта, его образу и творчеству.
Известно, что памятник был создан и установлен на народные деньги. Но сбор средств удалось довести до конца лишь с третьей попытки. Причиной тому была не скудость средств – деньги были собраны быстро, - а бюрократические препоны. В первый раз, в пятидесятые годы XIX столетия на обращение инициативной группы чиновников министерства иностранных дел (где когда-то служил Александр Сергеевич) не счел нужным откликнуться канцлер А.М. Горчаков. Тот самый «последний лицеист», кому судьба уготовила «под старость день Лицея торжествовать одному».
Лишь к середине семидесятых годов, когда к благому делу подключились другие еще живущие на тот момент однокашники поэта, дело сдвинулось с мертвой точки.
Празднование открытия замечательного памятника Пушкину работы А.М. Опекушина состоялось в июне 1880 года и превратилось в торжество памяти гения. С яркими речами во время чествования народного кумира выступили крупнейшие русские писатели: И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, И.С. Аксаков, А.Н. Островский и др. Уже выступления первых двух вышеназванных властителей дум тогдашней молодежи показали существенную разницу в оценках пушкинского творчества и роли Пушкина в развитии российского общества. Лишь незадолго перед этим событием был преодолен пришедшийся на 40 – 60 гг. спад народного интереса к «первому национальному поэту». Тургенев снижение престижа пушкинского творчества объяснил особенностями развития русского общества и в возрождении интереса к Пушкину видел признак подъема общественного сознания.
Достоевский в своей знаменитой речи, ссылаясь на пушкинских героев, «скитальцев в родной земле» и по своему истолковав их, призывал взамен борьбы человека труда за свои права к смирению и жертвоприношению. Напомним, что именно в тот момент борьба партии «Народная воля» с царизмом достигла своего пика: пройдет немногим более полугода и в результате седьмого по счету покушения революционерами будет убит Александр II.
Этот маленький экскурс в историю чествования памяти Пушкина – лишний пример того, что каждый человек, каждое общественное движение или объединение, сословие, наконец, находили и продолжают находить в творчестве нашего любимого поэта ответы на любые волнующие их вопросы. А возможно это лишь благодаря многогранности, отзывчивости, всечеловечности творческой натуры Пушкина. Недаром любимый у него образ поэта - на все откликающееся «эхо».
А народность его и то, что он - поэт чисто русский национальный, может быть, лучше всего уловили крестьяне.
Накануне следующих по времени пушкинских торжеств – столетия со дня рождения поэта, газета «Сельский вестник» обратилась к читателям с просьбой написать в редакцию письмо с рассказом о том, что простой народ думает о Пушкине, насколько известно его имя крестьянам и что они читают из его произведений. В ответ пришли тысячи писем из многих губерний России. Вот отдельные выдержки из них:
«Я крестьянин, - писал Трофим Вилков из Яневской волости, - значит моим детям он желал свободы, над которой тяготело ярмо, которое люди несли века. И я всегда в жизни, встретя какую-либо неудачу в предприятиях или несчастье какое, то всегда беру пример Александра Сергеевича и помню слова его, как он оставлял Петербург 26 лет, не был печален и говорил: “Я променял порочный двор царей на мирный шум дубрав, на тишину полей”. Хотя я против его песчина в море, но все-таки я осмеливаюсь, за то пусть простит мне его тень, но мое сердце дышит к нему любовью».
Крестьянин А. Корабельников тоже делился сокровенным:
«Как видно из жизни Пушкина, что он любил говорить правду и обличать за неправду, не стесняясь самого царя и не жалея своего личного интереса. И еще видно из жизни его, что он как будто сожалел о бедном русском труженичке мужичке, часто он взглядывал на его тяжкие работы и с жалостью смотрел в запотевшее лицо бедняка труженичка и как будто хотел помочь в чем-то бедному мужичку… Но об этом не хотят писать и как будто хотят скрыть важные труды и жгучие слова Пушкина, которые слышны только малость от преданья».
И таких отзывов насчитывалось подавляющее большинство.
Как видим, у крестьянства наблюдается большее единство мнений касательно Пушкина и его творчества. А так называемые ученые круги, интеллигенция на рубеже XIX – XX столетий договорилась до полного разрушения гармонии пушкинского образа: даже у литературоведов появилась концепция двух Пушкиных (один в творчестве и совсем другой человек в жизни). Это пошло чуть ли не с подачи шефа жандармов Бенкендорфа, который в отчете царю за 1837 год написал, что было как бы два Пушкина: один великий поэт, другой великий либерал. Подобные трактовки личности Пушкина встречаются и сейчас. Не стоит пытаться вставать на этот путь. Это дорога в никуда.
Пушкин един и в творчестве, и в жизни. Такой цельности личности как у него еще поискать среди его собратьев по перу. Он одинаково прекрасен во всех своих проявлениях. Были ли у него недостатки? Наверное, как и у всякого человека. Но не всякий, как Пушкин их признавал и с ними боролся, преодолевал их, испытывая «змеи сердечной угрызенья» (на это способна лишь высоконравственная, стремящаяся к самосовершенствованию личность).
А его душевной привлекательности, его сердечной доброты примеров достаточно.
Так, во время знаменитого наводнения 1824 года Александр Сергеевич пишет брату из Михайловской ссылки о том, нельзя ли как-то помочь пострадавшим деньгами, вырученными за «Онегина». И просит сделать это без лишнего шума.
Нищим, беднякам, он, как известно, меньше червонца (деньги немалые) никогда не давал. Сюда можно добавить любовь к животным – он часто отпускал уставшую лошадь и обратную дорогу домой совершал пешком. Также любил выпускать на свободу птиц.
Пушкин был добр и великодушен. И учил добру других «чувства добрые лирой пробуждал». И потому-то «народная тропа» к нему не только не зарастает, а продолжает шириться как никогда.
Давайте же и мы учиться у Пушкина, читать Пушкина и умнеть от приобщения к его «лире», ибо, как сказал А.Н. Островский: «от Пушкина умнеет все, что только способно поумнеть».
Поэт обращался к нам: «Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный».
И вот 6 июня мы соберемся и с радостной улыбкой скажем: «Здравствуй, Пушкин! С днем рождения!»

           

                                                 фото В. Софьина

Н. Сурков