ПрофМед - Лекторий
НЕДРУГИ ПУШКИНА. СЕРГЕЙ УВАРОВ
862
Наш Портал продолжает публиковать работы известного саратовского пушкиниста, писателя, Члена СП РФ, Суркова Николая Юрьевича из его интереснейшей и весьма неординарной серии: "Недруги Пушкина".
«Если мне удастся отодвинуть Россию
на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории,
то я исполню свой долг и умру спокойно».
С.С. Уваров
Удивительна магия пушкинского имени. Стоит нам узнать, что некий современник великого поэта являлся его врагом или недругом, и мы уже готовы считать этого человека законченным негодяем, представляем чуть ли не уродом, отказываем ему в уме, кругозоре и прочих достоинствах.
Казалось бы, не лучше ли не торопиться с выводами и постараться быть объективным?
Вот, например, перед нами Сергей Уваров - современник и многолетний знакомый Пушкина, и одновременно известный его антагонист, одна из самых противоречивых фигур российской истории первой половины XIX века.
Что касается внешности, уродом он, конечно, не был, скорее напротив. Для того, чтобы убедиться в этом, стоит обратиться к его прижизненным изображениям. Ну, хотя бы к портрету работы Ореста Кипренского. Половина мужчин и две трети женщин найдут его скорее красавцем, и, наверное, будут правы.
То же самое с умом и просвещенностью. Во всяком случае, его образованность и уровень культуры поражали многих современников. Так, М.М. Сперанский называл Уварова «первым русским образованным человеком».
Невежды и глупцы вряд ли имеют шанс стать президентами академии наук, а Уваров не только был назначен на этот пост в достаточно молодом возрасте, но и сохранял его почти в течение четырех десятилетий, до самой своей смерти.
На государственной службе он достиг немалых высот и заслужил всевозможные царские регалии, был возведен в графское достоинство.
О нем вспоминали, как о хорошем семьянине, отце четверых детей и любезном хозяине гостеприимной усадьбы.
Так в чем же дело? Почему Пушкин не только крайне негативно отозвался об Уварове в личном дневнике, но и заклеймил его (как оказалось навечно) в сатирическом своем стихотворении. Давайте разбираться.
на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории,
то я исполню свой долг и умру спокойно».
С.С. Уваров
Удивительна магия пушкинского имени. Стоит нам узнать, что некий современник великого поэта являлся его врагом или недругом, и мы уже готовы считать этого человека законченным негодяем, представляем чуть ли не уродом, отказываем ему в уме, кругозоре и прочих достоинствах.
Казалось бы, не лучше ли не торопиться с выводами и постараться быть объективным?
Вот, например, перед нами Сергей Уваров - современник и многолетний знакомый Пушкина, и одновременно известный его антагонист, одна из самых противоречивых фигур российской истории первой половины XIX века.
Что касается внешности, уродом он, конечно, не был, скорее напротив. Для того, чтобы убедиться в этом, стоит обратиться к его прижизненным изображениям. Ну, хотя бы к портрету работы Ореста Кипренского. Половина мужчин и две трети женщин найдут его скорее красавцем, и, наверное, будут правы.
То же самое с умом и просвещенностью. Во всяком случае, его образованность и уровень культуры поражали многих современников. Так, М.М. Сперанский называл Уварова «первым русским образованным человеком».
Невежды и глупцы вряд ли имеют шанс стать президентами академии наук, а Уваров не только был назначен на этот пост в достаточно молодом возрасте, но и сохранял его почти в течение четырех десятилетий, до самой своей смерти.
На государственной службе он достиг немалых высот и заслужил всевозможные царские регалии, был возведен в графское достоинство.
О нем вспоминали, как о хорошем семьянине, отце четверых детей и любезном хозяине гостеприимной усадьбы.
Так в чем же дело? Почему Пушкин не только крайне негативно отозвался об Уварове в личном дневнике, но и заклеймил его (как оказалось навечно) в сатирическом своем стихотворении. Давайте разбираться.
Сергей Семенович Уваров происходил из старинного русского дворянского рода. Родословная его восходит к 15 столетию. Все ближайшие предки его по отцовской линии были военными. Дед, Федор Уваров, погиб в сражении Семилетней войны. Отец, Семен Федорович Уваров, был адъютантом Екатерины II и подполковником гренадерского полка, полковником которого была сама императрица.
Когда блестящий офицер конной гвардии женился на Дарье Ивановне Головиной, и у них в августе 1786 года родился первенец, императрица Екатерина II пожелала стать крестной матерью мальчика. Сам С.С. Уваров позднее отмечал, что «такая милость в ее царствование имела особенную ценность, поскольку представлялась государыне чем-то вроде усыновления».
Младенец, как пишут биографы, принял крещение в церкви Зимнего дворца, с наречением имени в честь преподобного Сергия Радонежского.
Счастливого отца по всем признакам ожидала скорая и завидная карьера, поскольку по словам самого Сергея Семеновича, «…Императрица останавливала на этом молодом человеке взгляд более нежный, чем вследствие обыкновенного благоволения». Кроме того, Уваров-старший считался также и любимцем светлейшего князя Потемкина. Молодой офицер будто бы даже развлекал его светлость игрою на музыкальном инструменте (чем заслужил прозвище «Сенька-бандурист») и плясками вприсядку.
Однако судьба распорядилась по-другому, и через два года георгиевский кавалер Семен Уваров повторил судьбу своего отца, не вернувшись с полей Шведской кампании. Его могила в городе Хамины, кстати, до сих пор бережно сохраняется финнами.
Таким образом, двухлетний Сережа, как и родившиеся к тому времени брат и сестра, остался на руках у матери. Надо отдать должное этой женщине, которая овдовев в 27 лет, удалилась от двора и полностью посвятила себя воспитанию детей.
Благодаря негласному правилу, а по сути, уловке, придуманной «в высших классах», Сергей еще «грудным ребенком считался в Измайловском полку», где до 16-летнего возраста получал отпускное свидетельство. А до достижения первого офицерского чина он воспитывался дома под руководством матери. Непосредственно воспитанием мальчика занимался ученый аббат Манген.
Сам Сергей Семенович впоследствии вспоминал, что «в те времена не было ни одного видного семейства, которое не имело бы у себя какого-нибудь французского аббата. Это было столь же обязательно как модное платье».
Почему именно аббат, да еще и французский? Очень просто. Вспомним, что за события предшествовали описываемым годам. Великая французская революция, потрясшая всю Европу, словно метлой вымела подавляющую часть духовенства за пределы провозглашенной республики.
Аббат Манген и ему подобные бежали из Франции, отказавшись принять гражданскую присягу, требуемую Национальным Конвентом от всех священников. Гонимым преследованием пастырям пришлось искать спасения в Российской Империи, изначально приверженной политике легитимизма, т.е. поддержки монархического образа правления. Целое поколение французских эмигрантов священнослужителей не только получило убежище в России, но было принято с восторгом. Мало того, ему тотчас безо всяких колебаний было доверено дело воспитания молодой русской знати.
Вот откуда пушкинское: «Сперва мадам за ним ходила, потом месье ее сменил» или грибоедовское: «смешенье языков французского с нижегородским».
Месье Манген не только «ходил» за Уваровым до поры его взросления, но был близок к нему до самой своей смерти, т.е. до 1830 г.
Под чутким руководством аббата Уваров настолько овладел французским языком, что ни о каком смешении с нижегородским, и речи быть не могло.
Способный ученик, кроме французского, блестяще знал немецкий язык, хорошо разбирался в той и другой словесности, изучал древние языки.
В своей автобиографии, адресованной сыну Алексею, Уваров вспоминал: «Мы учили латынь с большим или меньшим успехом. Затем довольно
поверхностный курс истории, соединенный с очень тщательно отделанным
курсом литературы, формировали основу образования. <…> К этим упражнениям для ума присоединялось во всей широте великое множество упражнений для тела, позаимствованное, по духу того времени, из старой Франции, упражнений, составлявших по преимуществу принадлежность благородного звания: музыка, танец, верховая езда и даже вольтижировка, фехтование, плавание, ровно как и гимнастика, составляли в целом большую часть. Таким образом, в возрасте 15 или 16 лет входили в свет с большими или меньшими внешними достоинствами, составлявшими благородного человека в полном виде».
Сергей в совершенстве знал историю и культуру Франции, а также в полной мере впитал в себя аристократический дух французских салонов предреволюционного времени.
Но самое, пожалуй, главное то, что аббату удалось навсегда привить своему воспитаннику ненависть к знаменитому лозунгу французской революции: «свобода, равенство, братство». Нам еще предстоит увидеть, как это в будущем отразится на политической и просвещенческой деятельности самого Уварова.
Приобретенных в домашнем кругу знаний, наряду с природной душевной тонкостью и отличным светским тактом, пятнадцатилетнему Уварову, пожалуй, вполне хватило бы для того, чтобы поступить на самую почетную после военной дипломатическую службу (что позднее и произошло).
Однако именно в этом возрасте он отправляется в Германию и становится студентом знаменитого Геттингенского университета, где «тщательнейшим образом» изучает немецкую литературу и труды немецких ученых.
Старший друг и покровитель Пушкина А. И. Тургенев, также обучавшийся в Геттингенском университете, познакомившись с молодым Уваровым, отмечал, что тот «так знает немецкую литературу, что и его пристыдил даже в истории».
Одновременно с обучением в одном из крупнейших высших учебных заведений Европы будущий министр просвещения поступает на государственную службу в Коллегию иностранных дел с назначением переводчиком и последующим присвоением чина камер-юнкера.
Подробности столь счастливого начала карьерного восхождения можно почерпнуть из уже упоминаемой выше уваровской автобиографии. Вот как это выглядит в изложении от первого лица: «Не имея никакого вкуса к военной службе, я был при помощи генерала (родственника по матери – Н.С.) наименован в 16 лет камер-юнкером, титулом, в то время мало раздававшимся, который предоставлял непосредственно чин 5-го класса… Вспоминая то, что касается лично меня, должен указать, что незадолго до этого я привлек внимание Императора, сам того не зная. Здесь не могу обойти молчанием то, что я оказался с самого начала в числе первых среди нового поколения. В самом деле, я опередил, надо сказать, большинство моих современников настолько, что, когда князь Адам Чарторейский, всемогущий, но не явный министр Императора Александра…пожелал иметь возле себя молодого человека чуждого всем группам, я был ему назван, чтобы быть тотчас же причисленным к его персоне… Две или три работы, которые он велел мне сделать, очаровали его настолько, что он с удовлетворением рассказал о них Императору».
Пришедшийся по душе самому монарху, Сергей Уваров был приближен ко двору и окунулся в водоворот светской жизни, «легкомысленной и утомительной».
Сослуживец по Коллегии иностранных дел Ф.Ф. Вигель в своих мемуарах дает ему следующую характеристику: «(он) был от природы умен, отменно понятлив в науках, чрезвычайно пригож собой, говорил и писал по-французски в прозе и стихах, как настоящий француз; все хвалили его, дивились ему, и все это вскружило ему голову». То, что Уварову с молодости было присуще чувство превосходства над окружающими его людьми, щегольство своими знаниями и природным дворянским высокомерием, признавалось многими его современниками (некоторые так и отзывались о нем: «фанфарон Уваров»).
Служа в Министерстве иностранных дел, Уваров в 1805 г. был послан курьером в Неаполь, где с удовольствием посещал музыкальные театры и картинные галереи.
В следующем году согласно собственной просьбе он был причислен к русскому посольству князя А. Б. Куракина, мужа его тетки, готовившего материалы к переговорам с Наполеоном в Тильзите. А в марте 1807 года получил назначение в русское посольство сначала в Вене, затем в Париже.
Служебные занятия не мешают любознательному юноше с интересом осматривать в древних столицах готические храмы, знакомиться с богатством городских библиотек и восхищаться сокровищами художественных музеев.
Таким образом, он с успехом прослужил в дипломатических миссиях до 1810 г.
Как пишут его биографы, в эти годы он с головой окунулся в жизнь высших кругов Европы эпохи Наполеоновских войн. Там молодой начинающий дипломат познакомился с Гете, с мадам де Сталь, братьями Александром и Вильгельмом Гумбольдтами, братьями Шлегелями и другими знаменитостями того времени. Пытливый ум, образованность и начитанность русского юноши приятно удивили властителей дум европейской молодежи.
С другой стороны общение с лидерами французского и немецкого учено-литературного мира развило у впечатлительного от природы Уварова широту интеллектуальных интересов, утонченный эстетический вкус, укрепило привитую еще аббатом Мангеном любовь к античным древностям, сформировало вкус к настоящей науке и стремление к постоянному самообразованию.
Тяга к самообразованию, потом не оставлявшая его на протяжении всей жизни, выражалась, в частности, в постоянном чтении. Вот далеко неполный список авторов прочитанных им в Вене книг: Макиавелли, Мор, Шекспир, Кальдерон, Руссо, Вольтер, Шиллер, Гоббс, Кант, Беркли, Шлегель, Фихте, Шеллинг, Локк, Виланд, Делиль, Шатобриан, Гете и др.
Также в круг его интересов входили научные изыскания в области античной древности, немецкой истории и литературы, восточных языков и истории искусств.
При этом не следует забывать, что он тогда был молод и жизнелюбив. Его собственные слова наглядно подтверждают это: «Мне было девятнадцать лет, я имел страсть к искусству, вкус к хорошей компании, крайнее желание нравиться, и в венском обществе, тогда всецело дореволюционно-французском, приняли по-доброму молодого человека, в точности принимавшего именно тот вид, который удовлетворял ‹…› всех тех, кто оставался еще в той эпохе ‹…› представители немецкого духа с интересом взирали на молодого Русского, усвоившего немецкий язык и литературу, которому покровительствовал сам Гете».
Вместе с тем годы, проведенные Уваровым за границей, принесли и ряд разочарований. К примеру, Сергей Семенович довольно быстро разочаровался в Венском светском обществе: вместо ожидаемых в соответствии с рассказами Мангена критических литературных обсуждений и споров о высоком высшие аристократические круги были заняты сплетнями. Одним словом, как сказано в одной из его биографий, «просвещенная» Европа была больше погружена в придворные салонные интриги, чем в возвышенные философские споры и поиски истоков культурного развития.
В Париже, этой культурной Мекке, ему вообще стало казаться, что народ вокруг утрачивает духовность и свои культурные корни. «... Народ воинственный, неутомимый, неустрашимый, его называют французами, но своеобразные черты его национального характера, современная аттическая тонкость исчезли...» - читаем мы в его заграничном дневнике.
При всем этом, ближе познакомившись с современной ему Европой и усвоив идеи европейского консерватизма, Уваров смог противопоставить Западу свою собственную страну и обратиться в будущем к осмыслению уникальности отечественного исторического опыта. После Вены, как пишет исследовательница российского консерватизма Ц.Х. Виттекер, «Уваров начал всерьез рассматривать возможности самобытного культурного развития России и перестал тосковать о новом Версале».
В 1809 г. Уварова назначили первым секретарем посольства в Париже, однако дипломатия перестала привлекать молодого образованного человека.
Сохранился любопытный рассказ современника, видевшего Уварова в то время. На вопрос о том, как он понимает счастье, Уваров в порыве юношеского восторга будто бы ответил, что это служба в качестве министра народного просвещения. По его собственным словам этот высокий пост даже приснился ему однажды во сне (сон оказался пророческим).
В мае того же года Уваров вернулся в Петербург. Вернулся, нагруженный не изящными изделиями европейской мануфактуры, не антикварными редкостями, а исключительно - знаниями и впечатлениями. Придет время, когда он будет использовать такие поездки и для пополнения своих коллекций античных предметов искусства. Однажды им был даже вывезен из Рима древний мраморный саркофаг, который можно и сейчас увидеть в московском музее изобразительных искусств имени Пушкина. Саркофаг до сих пор называется уваровским.
Примечательно: в музее Пушкина экспонат Уварова! Вот еще таким причудливым образом переплелись их имена. Но такие акценты сделает грядущее.
Продолжение следует