ПрофМед - Лекторий
Воскресные чтения на "Профмединфо". В. Вардугин: "Сойти с ума не каждому дано". Продолжение
86
В. Вардугин: «Скорбный дом на Алтынке».
Продолжаем публикацию отрывков из книги Саратовского писателя и краеведа Владимира Вардугина – «Сойти с ума не каждому дано» о жизни и деятельности профессора Кутанина Михаила Павловича.
Психиатрическая лечебница – целое предприятие. Под началом Михаила Павловича в июле 1920 года оказалось свыше 200 человек. В своей лечебной работе он опирался на врачей-ординаторов Александра Никитича Никольского, Якова Марковича Гринштейна, Н.П. Макарова, Е.А.Лисянскую, А.И. Домрачёву и М.Н. Григорьеву.
За четыре года директорства Кутанина штат психиатрической лечебницы расширился.
В 1924 году в статье «Психопомощь в Саратовской губернии за последние десять лет», Кутанин писал: «Штат летом 1921 года достиг вместе с сельскохозяйственными рабочими свыше 400 человек, то есть равнялся количеству больных колонии. Осенью 1921 года, в связи с голодом штат подвергся большим сокращениям и был уменьшен до 200 человек. В связи с введением шестичасового рабочего дня в 1923 году штат снова увеличился и в данный момент состоит из 256 человек, считая сельскохозяйственный персонал».
Зачем так много служащих? Чтобы поддержать нормальную жизнь лечебного учреждения, требовался труд людей разных профессий – счетоводов, конторщиков, столяров, плотников, кузнецов, караульщиков, истопников. В штате значились так же три телефониста, но была ли телефонная служба не совсем ясно. Во всяком случае на заседании коллегии губернского здравотдела 27 июня 1923 года рассматривался вопрос о проведении телефона в психколонию. Так что в том году телефона в лечебнице не было.
Без телефона персоналу приходилось трудно: колония далеко за городом, на Алтынной горе, за каждой мелочью не наездишься.
Тем весомее должности конюхов. Когда нужно было срочно попасть в город, звал Михаил Павлович кого-нибудь из кучеров – Илью Аганина или Сергея МАхова. В последний год директорства Кутанина кучером у него служил Дмитрий Артамонович Перфилов.
Важным подспорьем в «продовольственной программе» психколонии было собственное подсобное хозяйство.
Свой сад и огород, надо полагать, здорово выручали.
Советская власть пыталась смягчить удар голода по пациентам, прибегая, как всегда в таких случаях, к административному давлению. 11 июля 1920 года президиум Губисполкома повелел всем владельцам коз и коров добровольно сдавать молоко в «целях улучшения снабжения больных граждан, получая компенсацию за сданную продукцию».
Современный нам исследователь истории медицины Василий Станиславович Софьин в статье: «Чтобы помнили. Профессор Кутанин М.П. основатель саратовской школы психиатрии» отмечает: «М.П. Кутанин был одним из основоположников социореабилитационной терапии, в частности – трудотерапии».
Занимались «трудотерапией» и сами врачи психколонии и весь персонал учреждения: на субботниках и воскресниках. Неоплачиваемая работа не по специальности тогда широко применялась для «латания дыр» везде и повсюду, став «визитной карточкой» первых дней советской власти.
В Губздраве – губернском отделе здравоохранения исполкома Совета народных депутатов – Михаилу Павловичу приходилось бывать часто. Располагался орган власти, ведавший врачебными делами, в красивом особняке по адресу угол улиц Вольской и Крапивной (ныне Тараса Шевченко).
Так в протоколе заседания от 12 апреля 1923 года он упомянут как главный врач психколонии. С того совещания привез Михаил Павлович добрую весть своим коллегам: многие из них, имеющих не лимитированный рабочий день, попали в категорию о коей шла речь в постановлении губздравотдела, разрешившего ставить на «довольствие служащих в некоторых лечебно-санитарных учреждениях и признать необходимым предоставление означенной категории служащих довольствие столом за плату 25 рублей в месяц» - плата чисто символическая.
Отстаивал директор Кутанин интересы как всего коллектива
вверенного ему учреждения (выбивал деньги и инвентарь), так и интересы отдельных работников.
Крестьяне окрестный деревень с завистью поглядывали на яркие огни в окнах психолечебницы: на Алтынке было электричество, а у них нет.
Михаил Павлович помог крестьянам: договорился с технически-строительной конторой «Инжевер», которые провели свет в ближайшую деревню Кривоносовке.
Для крестьян окрестных деревень городок психколонии был своеобразным культурным центром. Сюда они ходили … в театр. Да ещё и жаловались: «В клубе психколонии часто ставятся спектакли и концерты, а по четвергам устраивают танцы. Но к публике относятся не так, как надо: объявляют начало спектакля в одно время, а начинают на два часа позже; на концертах преподносят старый стихи в качестве «декламации». Неужели политпросвет психколонии не найдёт чем-нибудь с ними заняться, а к публике относиться более добросовестно.
Сегодня двусмысленно звучит первое предложение заметки в «В психколонии» («Саратовские известия», 12 ноября 1922 года): «Все три дня празднования Октябрьской революции в психколонии прошли с большим подъёмом и очень оживленно!».
А тогда, действительно, вечер 5 ноября прошел душевно: поздравить коллектив лечебницы приехали в врачей и весь персонал представители уездного комитета Партии, активисты из женотдела, профсоюза «Всемедикосантруд».
Удивительное было время: разруха, голод, нервное истощение после всех пережитых потрясений, а наши прадеды с оптимизмом смотрели в будущее, отрывая от себя последнее.
К примеру, летом 1923 года наши земляки собирали деньги на постройку самолета. «Саратовские известия» из номера в номер публиковали длинные списки тех, кто перечислял свои копейки в фонд Красного воздушного флота.
В конце 1924 года Михаил Павлович оставил пост директора психколонии и сосредоточился только на преподавательской и на научной деятельности. Не будем гадать, что послужило поводом, а что -причиной увольнения, а предоставим слово самому Кутанину: осенью 1944 года, ровно через два десятилетия после ухода из колонии, Михаил Павлович вспоминал:
«Жили хорошо – и это дало нам возможность пережить период разрухи, несчастных случаев у нас особо не было – умирало больных, правда, много – мы почти всех умерших вскрывали, занимался этим д-р Никольский. Был у нас случай с паралитиком. Был он немножечко ажитированный, но вполне физически здоровый. Вдруг в один прекрасный день оказалось, что он умер. Смерть была непонятной. Вызываю санитаров, которые дежурили – они упорно отрицают, что что-то было. В это время я был дружен с месткомом и ячейкой – секретарь ячейки говорит мне: фактически они его убили. Никольский вскрыл больного – и оказалось, что два ребра у него сломаы, повреждена печень. Я передал ело в суд и, кажется, их к чему-то присудили, но весьма снисходительно.
Был случай с эпилептичкой, которая шла с работы, стала мыть ноги в пруду и утонула – её откачивали, но она всё же умерла. Помню был такой случай, что кто-то из больных набросился на Никольского – переломали ему ребро.
Был ещё один трагический случай, из-за которого я имел много неприятностей и даже в связи с этим ушел из больницы. У нас в то время не хватало матрасов – на 90 человек больных было 30 матрасов, а остальные спали без матрасов. Помню был один парафреник – с ним разговаривал в кабинете и говорю ему – «пойдите, ложитесь теперь». А он мне справедливо ответил: «легко сказать ложитесь…А на что? У нас матрасов нет». Так вот этот маниакальный больной в целях правильного распределения матрасов ночью вытащил матрас из-под другого больного, шизофреника. Тот бросился на него, схватил нож и убил его. Д-р Домрачева, которая дежурила тогда, не нашла ничего лучшего, как отравиться опием. Её, правда, откачали, но с трудом.
В этом случае обвинили меня: было создано дело. Приезжала комиссия – но я оставил у себя копии всех своих рапортов и требований и доказать, что я не заботился о больных было невозможно. Всё же, после этого, я предпочел уйти в клинику».
В истории психиатрической больницы на Алтынке отмечается, что Михаил Павлович Кутанин возглавлял её с июля 1920 года по октябрь 1924 года.
Однако в народной памяти его имя связывалось накрепко с Алтынкой и полвека спустя можно было услышать в адрес неадекватно ведущего себя человека слова: «Ему к Кутанину пора!».
Окончание следует.
Продолжаем публикацию отрывков из книги Саратовского писателя и краеведа Владимира Вардугина – «Сойти с ума не каждому дано» о жизни и деятельности профессора Кутанина Михаила Павловича.
Психиатрическая лечебница – целое предприятие. Под началом Михаила Павловича в июле 1920 года оказалось свыше 200 человек. В своей лечебной работе он опирался на врачей-ординаторов Александра Никитича Никольского, Якова Марковича Гринштейна, Н.П. Макарова, Е.А.Лисянскую, А.И. Домрачёву и М.Н. Григорьеву.
За четыре года директорства Кутанина штат психиатрической лечебницы расширился.
В 1924 году в статье «Психопомощь в Саратовской губернии за последние десять лет», Кутанин писал: «Штат летом 1921 года достиг вместе с сельскохозяйственными рабочими свыше 400 человек, то есть равнялся количеству больных колонии. Осенью 1921 года, в связи с голодом штат подвергся большим сокращениям и был уменьшен до 200 человек. В связи с введением шестичасового рабочего дня в 1923 году штат снова увеличился и в данный момент состоит из 256 человек, считая сельскохозяйственный персонал».
Зачем так много служащих? Чтобы поддержать нормальную жизнь лечебного учреждения, требовался труд людей разных профессий – счетоводов, конторщиков, столяров, плотников, кузнецов, караульщиков, истопников. В штате значились так же три телефониста, но была ли телефонная служба не совсем ясно. Во всяком случае на заседании коллегии губернского здравотдела 27 июня 1923 года рассматривался вопрос о проведении телефона в психколонию. Так что в том году телефона в лечебнице не было.
Без телефона персоналу приходилось трудно: колония далеко за городом, на Алтынной горе, за каждой мелочью не наездишься.
Тем весомее должности конюхов. Когда нужно было срочно попасть в город, звал Михаил Павлович кого-нибудь из кучеров – Илью Аганина или Сергея МАхова. В последний год директорства Кутанина кучером у него служил Дмитрий Артамонович Перфилов.
Важным подспорьем в «продовольственной программе» психколонии было собственное подсобное хозяйство.
Свой сад и огород, надо полагать, здорово выручали.
Советская власть пыталась смягчить удар голода по пациентам, прибегая, как всегда в таких случаях, к административному давлению. 11 июля 1920 года президиум Губисполкома повелел всем владельцам коз и коров добровольно сдавать молоко в «целях улучшения снабжения больных граждан, получая компенсацию за сданную продукцию».
Современный нам исследователь истории медицины Василий Станиславович Софьин в статье: «Чтобы помнили. Профессор Кутанин М.П. основатель саратовской школы психиатрии» отмечает: «М.П. Кутанин был одним из основоположников социореабилитационной терапии, в частности – трудотерапии».
Занимались «трудотерапией» и сами врачи психколонии и весь персонал учреждения: на субботниках и воскресниках. Неоплачиваемая работа не по специальности тогда широко применялась для «латания дыр» везде и повсюду, став «визитной карточкой» первых дней советской власти.
В Губздраве – губернском отделе здравоохранения исполкома Совета народных депутатов – Михаилу Павловичу приходилось бывать часто. Располагался орган власти, ведавший врачебными делами, в красивом особняке по адресу угол улиц Вольской и Крапивной (ныне Тараса Шевченко).
Так в протоколе заседания от 12 апреля 1923 года он упомянут как главный врач психколонии. С того совещания привез Михаил Павлович добрую весть своим коллегам: многие из них, имеющих не лимитированный рабочий день, попали в категорию о коей шла речь в постановлении губздравотдела, разрешившего ставить на «довольствие служащих в некоторых лечебно-санитарных учреждениях и признать необходимым предоставление означенной категории служащих довольствие столом за плату 25 рублей в месяц» - плата чисто символическая.
Отстаивал директор Кутанин интересы как всего коллектива
вверенного ему учреждения (выбивал деньги и инвентарь), так и интересы отдельных работников.
Крестьяне окрестный деревень с завистью поглядывали на яркие огни в окнах психолечебницы: на Алтынке было электричество, а у них нет.
Михаил Павлович помог крестьянам: договорился с технически-строительной конторой «Инжевер», которые провели свет в ближайшую деревню Кривоносовке.
Для крестьян окрестных деревень городок психколонии был своеобразным культурным центром. Сюда они ходили … в театр. Да ещё и жаловались: «В клубе психколонии часто ставятся спектакли и концерты, а по четвергам устраивают танцы. Но к публике относятся не так, как надо: объявляют начало спектакля в одно время, а начинают на два часа позже; на концертах преподносят старый стихи в качестве «декламации». Неужели политпросвет психколонии не найдёт чем-нибудь с ними заняться, а к публике относиться более добросовестно.
Сегодня двусмысленно звучит первое предложение заметки в «В психколонии» («Саратовские известия», 12 ноября 1922 года): «Все три дня празднования Октябрьской революции в психколонии прошли с большим подъёмом и очень оживленно!».
А тогда, действительно, вечер 5 ноября прошел душевно: поздравить коллектив лечебницы приехали в врачей и весь персонал представители уездного комитета Партии, активисты из женотдела, профсоюза «Всемедикосантруд».
Удивительное было время: разруха, голод, нервное истощение после всех пережитых потрясений, а наши прадеды с оптимизмом смотрели в будущее, отрывая от себя последнее.
К примеру, летом 1923 года наши земляки собирали деньги на постройку самолета. «Саратовские известия» из номера в номер публиковали длинные списки тех, кто перечислял свои копейки в фонд Красного воздушного флота.
В конце 1924 года Михаил Павлович оставил пост директора психколонии и сосредоточился только на преподавательской и на научной деятельности. Не будем гадать, что послужило поводом, а что -причиной увольнения, а предоставим слово самому Кутанину: осенью 1944 года, ровно через два десятилетия после ухода из колонии, Михаил Павлович вспоминал:
«Жили хорошо – и это дало нам возможность пережить период разрухи, несчастных случаев у нас особо не было – умирало больных, правда, много – мы почти всех умерших вскрывали, занимался этим д-р Никольский. Был у нас случай с паралитиком. Был он немножечко ажитированный, но вполне физически здоровый. Вдруг в один прекрасный день оказалось, что он умер. Смерть была непонятной. Вызываю санитаров, которые дежурили – они упорно отрицают, что что-то было. В это время я был дружен с месткомом и ячейкой – секретарь ячейки говорит мне: фактически они его убили. Никольский вскрыл больного – и оказалось, что два ребра у него сломаы, повреждена печень. Я передал ело в суд и, кажется, их к чему-то присудили, но весьма снисходительно.
Был случай с эпилептичкой, которая шла с работы, стала мыть ноги в пруду и утонула – её откачивали, но она всё же умерла. Помню был такой случай, что кто-то из больных набросился на Никольского – переломали ему ребро.
Был ещё один трагический случай, из-за которого я имел много неприятностей и даже в связи с этим ушел из больницы. У нас в то время не хватало матрасов – на 90 человек больных было 30 матрасов, а остальные спали без матрасов. Помню был один парафреник – с ним разговаривал в кабинете и говорю ему – «пойдите, ложитесь теперь». А он мне справедливо ответил: «легко сказать ложитесь…А на что? У нас матрасов нет». Так вот этот маниакальный больной в целях правильного распределения матрасов ночью вытащил матрас из-под другого больного, шизофреника. Тот бросился на него, схватил нож и убил его. Д-р Домрачева, которая дежурила тогда, не нашла ничего лучшего, как отравиться опием. Её, правда, откачали, но с трудом.
В этом случае обвинили меня: было создано дело. Приезжала комиссия – но я оставил у себя копии всех своих рапортов и требований и доказать, что я не заботился о больных было невозможно. Всё же, после этого, я предпочел уйти в клинику».
В истории психиатрической больницы на Алтынке отмечается, что Михаил Павлович Кутанин возглавлял её с июля 1920 года по октябрь 1924 года.
Однако в народной памяти его имя связывалось накрепко с Алтынкой и полвека спустя можно было услышать в адрес неадекватно ведущего себя человека слова: «Ему к Кутанину пора!».
Окончание следует.